На ссылку
Владыку [Гурия] и владыку Иннокентия с крайнего Севера переправляли на вольную ссылку в Среднюю Азию. Это было в 1923 г.
Ехали они этапом через Москву. Везли их с столыпинских вагонах. Это обыкновенные купированные вагоны. Только вместо дверей там решетка, и дверь сделана не против окна коридора. А по коридору ходила стража.
«Нас сопровождала сестра Мария. Она ехала в том же товарном поезде. На станциях она покупала продукты и передавала их нам. А проводник был очень хороший. Он усердно топил вагон, а также приглашал сестру Марию к себе греться. До Ташкента мы ехали восемь дней.
Приехали. Нас вывели на вокзальную площадь. Это было в ноябре, но было еще очень тепло, сияло солнце, небо голубое и много горлинок. «Смотри, — говорю я владыке Иннокентию, - на тополях еще зеленые листья».
Нас поместили в тюрьму. Ташкентская тюрьма была очень оригинально устроена. Это большой двор, обнесенный дувалом. А вдоль стен — все отдельные комнаты с выходом во двор. Простые ворота отделяли нас от улицы. А под ними было большое пространство, так что видны были ноги прохожих. Меня с владыкой Иннокентием поместили в одну из этих комнат.
На утро сестра Мария принесла нам передачу. Ну, думал я, хлеб там будет или еще что-нибудь. И вдруг смотрю, - там дыня, великолепный виноград. Сестра Мария потом рассказывала, что верующие женщины приносили к воротам тюрьмы всякие продукты и фрукты для заключенного духовенства.
Они подошли к сестре Марии, спрашивают: «Кто у Вас? Священник?», и надавали ей всего.
Целый месяц нас держали в этой тюрьме. Лучшими друзьями нашими там были горлинки, которых было очень много на дворе тюрьмы.
Там был надзиратель. Он же и расстреливал осужденных. Но он был самым снисходительным надзирателем. Он все знал. «Не беспокойтесь, вас скоро вызовут. Отправят в Ашхабад». И действительно, нас скоро вызвали и дали направление в распоряжение ашхабадского ГПУ. Ехать должны были мы сами. Только они давали литер на проезд. До поезда оставалось три дня.
И вот три дня мы были совершенно свободны. Но куда деться?
Пойдем в привокзальную церковь», — сказал я. Пошли.
Приходим туда. Спрашиваю обслуживающую женщину: «А эта церковь не обновленческая?». И она с печалью в голосе отвечает: «Да, обновленческая». «Ну, — говорю я, — значит, нам здесь делать нечего».
Сторожиха проводила нас к знакомому священнику, мы надеялись, что он нас примет на два дня. Пришли мы к нему и видим, что там совершенно нет места. Там уже сидит один священник, только что выпущенный из тюрьмы. Что же, решили мы, пойдем к Тихоновым. Это были благочестивые муж и жена, которые жили в своем домике. Помню адрес: Саперная, 2. И мы отправились, нагруженные своими вещами искать Тихоновых.
Идем, а на другой стороне улицы какие-то женщины кланяются нам радушно. Сестру Марию мы потеряли. Мы не знали, где она находится, и не могли ей сообщить, что нас выпустили. Шли мы очень долго и, наконец, пришли к Тихоновым. Там нас очень тепло встретили. И вскоре пришла сестра Мария. Оказывается, те женщины, которые с той стороны улицы нас приветствовали, случайно встретили сестру Марию и говорят ей: «Вот тут проходили батюшки. Уж не Ваши ли?». И показали ей, куда мы пошли.
Три дня были мы у Тихоновых, и как раз на мои именины. И я служил там у них.
В назначенный день мы уехали из Ташкента. До Ашхабада было езды двое суток. Ехали через степи, любовались их просторами. Видели джейранов, которые бежали на водопой. Проводник рассказал нам, что джейраны любят пить воду в каком-нибудь определенном месте, и вот они даже километров за сто бегут туда.
Через два дня мы приехали в Ашхабад, здесь расстались с владыкой Иннокентием. Нас послали на станцию Каахка, а оттуда я был направлен за 20 км в молоканское селение Арчиньян».